Внезапно смотрели с ребенком [относительно] старые фотографии, нашли мой портрет, сделанный Киром Булычевым. Правда, обнаружилось, что у Кости есть снимок, где он и с Булычевым, и с Крапивиным, а у меня такого нет, только общие. Ну да ладно, для памяти этого с лихвой хватает. Сразу столько всего...

Взялась тут глянуть начало "Троих с площади Карронад", а очнулась на семидесятой странице...
Зато подумалось, что можно будет весной на могилу Владиславу Петровичу принести воздушного змея. А то ведь именно в "Битанго" он писал про дедушку.
Знаете, это очень странное чувство, когда разные - известные - люди говорили тебе, что твой дедушка был очень хорошим и смелым человеком. Так вот можно подумать, что речь о герое войны, например, но нет - о редакторе. И очень, очень досадно, что именно дедушку-редактора мне узнать не удалось, слишком рано он ушел.
А что дошкольник понимает в таких сложных вещах?..
Когда разбирали книги после смерти бабушки, обнаруживались десятки книг с автографами и благодарностями дедушке от авторов - и таких, о которых вряд ли сейчас кто-то слышал, в том числе я сама; и таких, которых вы, я уверена, знаете.
И вот по таким нарративам получается восстанавливать хоть что-то, потому что от старого фэндома почти ничего не осталось и многих фэнов тоже уже нет в живых.

И такое конструирование представлений о родных весьма занятный процесс, но так жаль, что в результате все равно можно только догадываться, а не знать.
Вчера было восемьдесят лет, как умер в блокадном Ленинграде мой прадедушка.
Несколько фотографий и десяток писем - и по ним пытаешься представить, что же это был за человек, без которого меня бы и на свет не появилось.
Тридцать шесть или тридцать семь лет ему было всего-то.